Эта наша дорога к прекрасному начинается у восточных ворот Сухуми - на берегах горной реки Келасури. Спра­ва - Черное море, слева - зеленые массивы Келасурского и Каштакского лесов по склонам галечниковых хол­мов, круто спадающих к реке. И тут же на ее левом берегу прямо на пляже высятся обвитые плющом булыжниковые стены огромной башни, от которой отходит стена, перерезанная железной и шоссейной дорогами. Это на­чало крупнейшего кавказского оборонительного сооруже­ния - Келасурской, или, как ее еще называют, Великой Абхазской стены.

Грандиозные руины стены уже полтора столетия при­влекают внимание исследователей. Французский путе­шественник Ф. Дюбуа де Монпере, осмотревший в 1833 го­ду ее приморский участок, решил, что основной причиной появления этого памятника был «воинственный дух» местных племен, который в последние века до н. э. «за­ставил греков замкнуть свою территорию до самого подножия гор необъятной стеной». По мнению этого ав­тора, стена была обращена на северо-запад, в сторону реки, а длина ее достигала 160 верст. П. С. Уварова, осмотревшая часть стены в 1886 году, не решилась, од­нако, присоединиться к датировке Дюбуа и, упомянув о предании, которое приписывает стену византийскому императору Юстиниану I, отнесла ее к группе местных памятников XIII-XVII веков. В том же году Абхазию посетил археолог В. И. Сизов, который высказал мнение, что стена направлена фасадом на восток. В 1925 году сухумский   исследователь   В.   И.   Отражен   и   профессор А. С. Башкиров в результате осмотра отдельных участков стены  поставили  под  сомнение  вывод  В.  П.  Сизова  об ориентации   стены.   Две   специальные   работы   посвятил стене  М.   М.  Иващенко,  который  описал  стену  от При­морской башни до села Мерхеули, «на глазок» определил длину ее в  160 километров, число башен в восемьсот и, усмотрев   сходство   названия   реки   Келасури   со   словом «Клейсура»,   которым   византийцы   называли   укреплен­ные стенами ущелья, датировал ее VI веком. Л. Н. Со­ловьев, давший наиболее полное описание многих частей стены,  выделил  в  истории  ее строительства  два  этапа: V - VI и X - XII века. Этим исследователем была вы­сказана   мысль   о   двух фронтовой   функции   памятника. Позже  эта   мысль   была   развита   известным  сухумским историком-популяризатором В. П. Пачулия в следующей форме:     «Столь    гигантское    сооружение    понадобилось апсилам для обороны. Грозно ощетинивались стены, когда к ним подходили незваные гости. Если кочевники с Се­верного   Кавказа   пытались    угрожать   апсилам,   стены закрывали все горные проходы, когда же враг появлялся с   моря,  жители  береговой  части  уходили  в  горы.  Они увозили с собой скарб, уводили стада. Крики животных, голоса людей нарушали безмолвие гор...» Видный абхаз­ский краевед И.  Е. Адзинба относил время сооружения стены  к VI  веку,  число  башен  в  ней определял уже в две тысячи.

В 1966-1971 годах мне пришлось заняться подробным исследованием Келасурской стены. Бу­дет интересно познакомиться с основными результатами этих работ, в корне изменивших представления об этом замечательном памятнике.

Как выяснилось, общая длина линии обороны Келасур­ской стены составляет около ста километров; эта линия прослеживается от устья реки Келасури до села Лекухона (правобережье Ингури). Наиболее укреплен левый берег реки Келасури, где помимо башен и соединяю­щей их стены были сосредоточены основные гарнизонные укрепления. Большое внимание древние строители удели­ли и заграждению выходов из ущелий, по которым про­ходили тропы из долины Кодера. Начиная от реки Моквы число оборонительных сооружений резко сокращалось и практически сходило на нет в районе Ткварчели в 58 километрах от устья Келасури. Далее, до Ингури, на протяжении 40 километров зафиксированы лишь четыре отдельно стоящие башни.

Келасурская стена не являлась сплошной. Ее строите­ли весьма охотно использовали условия местности. Из 58 километров основной линии лишь 25 занимала стена, потребовавшая, впрочем, солидный объем работ - примерно в 180 тысяч кубометров. На участке от устья Келасури до реки Геджир (западнее Ткварчели) разрывы в стене составляют в общей сложности 33 километра. Это главным образом труднодоступная очень живописная горная местность - крутые, обрывистые склоны, зоны оползней и осыпей, узкие тенистые ущелья.

Из 279 башен, выявленных в системе Келасурской сте­ны, 275 приходятся на участок Келасури - Ткварчели. Около сотни башен находится в более или менее удов­летворительном состоянии, остальные почти или пол­ностью разрушены. Большинство башен имеет неглубо­кий фундамент. Способы их связи с основной стеной различны, но чаще возводились сначала башни, а затем между ними встраивалась стена. Расстояние между баш­нями обычно колеблется от 40 до 120 метров. Там же, где сплошная стена отсутствовала по условиям местно­сти, это расстояние доходило до 300, 500, 1000 и более метров. Все башни имеют четырехугольную в плане форму с наружными размерами 7x8 или 8х9 метров, а высота их достигает 4-6 метров. Как и вся стена, башни сооружались из местного материала: крупного булыжника или ломаного известняка, в облицовке, как правило, использовавшегося без обработки. Каждая башня имела вход, обычно расположенный на уровне земли. Двери обрамлялись массивными прямоугольными брусьями и запирались на засов в виде бревна, скользив­шего в специальных пазах. Ширина таких дверей не бо­лее 1,2 метра при высоте до 1,7 метра. Изредка башни имели высокий цоколь и ведущую к дверям узкую камен­ную лестницу. Именно расположению дверей в башнях необходимо придавать решающее значение при определе­нии фасада и тыла Келасурской стены. Каждому понятно, что в башни их защитники должны были входить со стороны защищаемого стеной пространства. А это про­странство, исходя из ориентации дверей, располагалось восточнее и южнее основной оборонительной линии Келасурских укреплений. Следовательно, врага ждали с северо-запада, со стороны Сухуми и Цебельды.

Внутри   башен   можно   увидеть   ниши,   углубления   и сквозные отверстия в стенах и бойницы. Ниши имеются лишь в первом этаже. Основная группа отверстий (вернее, углублений),   расположенных   обычно   на   высоте   2,5- 3 метров, образовалась от вставленных в стены консолей-балок, на  которых держались сплошные или частичные межэтажные   перекрытия.   Связь   между   этажами   осу­ществлялась по приставной деревянной лестнице. Бойни­цы  в  башнях расположены во втором этаже, обычно в северной или западной стенах. Все они прямоугольного или   квадратного   сечения,   суживаются   наружу,   и,   не­сомненно,   предназначены   для   огнестрельного   оружия. Около одной из башен найдена каменная ступа для из­готовления пороха. Верхний край башенных стен пред­ставляет  собой  заглаженную  сверху  раствором  поверх­ность. Лишь над бойницами кое-где видны отверстия от круглых в сечении брусьев, на  которых в былое время держалось   легкое   перекрытие,   спасавшее   стрелков   от непогоды.

Стена, соединявшая башни, сохранилась лучше всего у устья  Келасури,  в районе  поселка  Чегем,  и в  ущельях Дуаба и Улыса. Высота ее составляет в среднем четыре метра, толщина у основания - до двух метров, вверху - до метра. В местах пересечения стеной троп, ведущих в глубь гор, в ней делались ворота, по форме мало отли­чавшиеся от  башенных дверей. Другим видом оборони­тельных  сооружений  Келасурской  стены  являются рвы и валы, наиболее заметные следы которых сохранились в районе поселка  Чегем.  Глубина и ширина рвов здесь и сегодня достигают полутора метров.

В ходе исследований выявлен ряд существенных недо­статков  в  оборонительной  системе  стены.   Часто   башни расположены  у  подножия  стратегически выгодных  воз­вышенностей,   в   других   случаях   стена   проходит  в   не­посредственной близости от крутых склонов и под обры­вами, что ставит всю оборону под неприкрытый обстрел сверху.  Иногда стена,  не считаясь  с  формами рельефа, идет вверх и вниз по склонам, через поля, создавая впе­чатление не оборонительной линии, а, скорее,  символи­ческого  ограждения,  забора.  Отсутствуют укрепления  в ряде легкоуязвимых участков. Сооружение во многих своих частях сработано на скорую руку. В одних башнях забыли сделать бойницы, в других нет следов между­этажных перекрытий, иногда башни ставились без фун­дамента прямо на траву или полу сожженный кустарник. В стенах прослеживаются пустоты, незаполненные раство­ром, некоторые участки стены вообще незавершены - успели вырыть только траншею для фундамента.

Большинство исследователей склонно было до послед­него времени считать Келасурскую стену постройкой юстиниановской   поры.   Однако  мы  уже имели    возмож­ность   познакомиться   в   общих   чертах  с   обликом   раннесредневековых    укреплений    Абхазии    на    примерах Анакопийской,     Калдахварской,     Хашупской     и     ряда других   крепостей.   Их   характеризуют   тесаные   блоки, выложенные с  соблюдением рядов,  прочные  крупнозер­нистые растворы, башни, выступающие за линию стен и т.   д.   В   приведенном   же   описании   Келасурской   стены явно проступают строительные приемы, черты, характер­ные для ряда местных памятников типа крепости Рухи, построенной в XVII столетии. И, как оказывается, пись­менные источники говорят о той же дате.

В  самом  деле,  на   что  опирались  исследователи,  рас­сматривая  Келасурскую   стену  как   памятник   VI   века? Прежде всего, на сведения византийского историка того времени   Прокопия   Кесарийского,   который   писал,   что узкие   горные   проходы   («Клейсуры»)   между   Иберией (Южная  и Восточная  Грузия)  и  Лазикой  (Центральная Колхида)  укреплялись  византийцами с целью  не допу­стить персов в Колхиду. Увлекшись внешним сходством современного  наименования  реки  Келасури с греческим словом «Клейсура», исследователи упустили из виду, что, согласно Прокопию, такие работы византийцами проводи­лись   в   районе  современного  Батуми,   а   не   в   Абхазии. Клейсура упоминается в связи с походом арабов к Анакопии в  VIII  веке.  Но  и  в  атом  источнике грузинской летописи    «Картлис    цховреба»    прямо    говорится,    что Клейсура служила границей между Грецией (Византией) и Картли (Иберией), то есть находилась в окрестностях Батума.  Таким образом, вплоть до XVII столетия ни в одном  письменном  источнике  не  сообщается  о   сущест­вовании  на территории Абхазии подобных сооружений. Зато   источники   XVII   века   красочно   описывают   все обстоятельства  строительства  Келасурской стены. Это  в первую   очередь  данные   католического   миссионера  Арканджело   Ламберти,   жившего   в   Колхиде   с   1635   по 1653 год, и грузинского историка и географа середины XVIII столетия Вахушти Багратиони. Вот что рассказы­вают эти авторы.

Около 1615 года абхазские правители, воспользовав­шись стесненным положением Мегрельского княжества, политически отделились от Мегрелии. В 1621 году молодой мегрельский князь Леван II Дадиани вступил в брак с дочерью владетельного князя Абхазии. Спустя некото­рое время Леван влюбился в жену своего дяди и решил на ней жениться. Обвинив свою жену-абхазку в невер­ности, он велел отрезать ей нос и уши и изгнал из сво­его дворца. Понимая, что отец пострадавшей не останет­ся равнодушным, Леван опередил его и вторгся в 1628 го­ду во главе многочисленного войска в пределы Абхазии, владетель которой, не сумев организовать сопротивления, бежал в горы. Опустошив значительную территорию, Леван вернулся домой, заточив дядю в тюрьму, где тот «случайно» скончался, и женился на своей тетке. С этого момента абхазский владетель до конца жизни Левана неустанно организовывал против него заговоры и со­вершал опустошительные набеги на различные районы Мегрелии. В последний период своего правления (1640- 1657) Леван был вынужден перейти к организованной обороне своих владений, выразившейся в возведении и укреплении фортификационных сооружений на границе с Абхазией. Арканджело Ламберти сообщал, что владе­тели Мегрелии «с весьма большими расходами возвели стену длиною в 60 тысяч шагов, и на известном расстоя­нии в ней находятся башни, охраняемые значительными отрядами стрелков». На карте другого итальянского мис­сионера, Кастелли, над выразительным изображением Келасурской стены имеется надпись: «Стена в 60 тысяч шагов, для сдерживания абхазов предназначенная». Вахушти по этому поводу писал: «К востоку от Анакопии от моря до гор Леван Дадиани провел стену большую, дабы абхазцы не могли спуститься в Мегрелию».

Углубимся теперь на территорию, когда-то окруженную Келасурской стеной. Первый по пути поселок городского типа Гульрипш оформился совсем недавно. У шоссе видна небольшая церковь, которая была построена в начале века по проекту Н. Н. Смецкого - замечательного чело­века, оставившего немало прекрасных парков и зданий на территории Абхазии. Далее, слева от шоссе, как бы обнимая возвышенность, высятся Белый и Красный кор­пуса Гульрипшского туберкулезного санатория, также построенного Н. И. Смецким. Особенно запоминается Красный корпус, изогнутая громада которого, украшенная грандиозными колоннами, башнями и шпилями, затейли­выми узорами оконных и дверных проемов и балконов, живописно вписалась в нежную зелень парка, покрываю­щего холм.

Черноморское шоссе выводит к правому берегу круп­нейшей абхазской реки Кодор. Здесь, на северной окраине села Дранда, на возвышенном плато, между стройными кипарисами темнеет приземистое здание Драндского собора. Памятник этот относится к крестово-купольным четырехстолпным храмам, имевшим в Византии наи­большее распространение в VI-VII веках. Восточный его фасад оформлен тремя пятигранными снаружи выступа­ми-апсидами, заключающими в себе алтарь и соединенные с ним проходами боковые помещения - диаконник и жертвенник. Последним в западной части храма соот­ветствуют два круглых помещения с глубокими полу­круглыми нишами. С запада к ним примыкает обширное продольное помещение - нартекс с хорами во втором этаже. Храм увенчан куполом, покоящимся на низком шестнадцатигранном (снаружи) барабане. Стены, свод и купол храма сложены из "красного кирпича, изнутри ког­да-то покрытого штукатуркой и фресковыми росписями. В середине XVIII века Вахушти писал: «К западу от Моквы течет Кодор, на котором в горах, в Дранде, стоит большой и изящный храм с куполом. Там сидел епископ, заведовавший страною между Кодером и Анакопиею; ныне там нет больше епископа...» Известны имена четы­рех драндских епископов - Федора, жившего в первой половине XV века, Сабы (Саввы), отмеченного в надписи на одной из икон, найденных в Сванетии, Филиппа, ко­торый в первой половине XVI века принимал участие в соборе, созванном по случаю падения нравственности в Имеретин, и Гавриила, вынужденного покинуть Дранду в результате включения этой территории в состав Абхаз­ского княжества в третьей четверти XVII века и скончавшегося в Иерусалиме. С. Саблин, посетивший Дранду в 1846 году, описывает храм следующим образом: «Неволь­но удивляешься прочности его кирпичных стен и сводов, на которых выросли и состарились фиговые и другие деревья; плющ обвил его совершенно, но он стоит неру­шимо... Купол освещен... окнами большой величины; в них прежде были разноцветные и вызолоченные стекла, судя по множеству их обломков, находимых теперь меж­ду камнями, окружающими храм. Окна снаружи обдела­ны мрамором с рельефами и украшениями изящной ра­боты. Внутренность храма была расписана фресковыми картинами из св. истории и образами святых, частью до сих пор уцелевшими. Лучше прочих сохранился образ Спасителя в куполе, образ архангела Михаила подле западных дверей, образ св. Нила на северной стене и на южной — картина Благовещения, где матерь Божия изо­бражена на коленях. Видны еще остатки многих других картин, но их трудно различить по многим стершимся и обвалившимся частям; краски вообще сохранились с уди­вительной свежестью... Окрестные жители-абхазцы, не только христиане и магометане, но даже не исповедую­щие никакой религии (а в Абхазии весьма много таких), имеют особенное уважение к этому храму и во всех важ­ных случаях прибегают к нему».

В 1869-1871 годах Драндский собор ремонтировался: были   настланы   кирпичные   полы,   заделаны   южная   и северная двери, установлен деревянный иконостас. Во вре­мя   русско-турецкой   войны   1877 -1878   годов   в   храме произошел  пожар, разрушивший части кровли и свода, уничтоживший фрески. В 1881 году на развалинах храма был учрежден Успенско - Драндский монастырь. При вос­становлении собора в нем были произведены новые пере­делки: кое-где древние стены разобрали, в других местах их   достроили,   пол   залили   цементом,  изменили   форму купола, вокруг храма построили различные монастырские здания. В настоящее время здесь ведутся большие реставрационно-консервационные работы - собору возвращает­ся его первозданный облик.

А теперь мы отправимся через Кодор на левый его берег, где сквозь зелень сада видны белые стены сель­ской больницы. Оставим Черноморское шоссе и по из­вилистой проселочной дороге через заросли ольхи на­правимся в сторону моря. Вскоре на лесной опушке пока­жутся древние стены, сложенные из булыжника это храм Мармал-абаа, что означает по-абхазски «мраморные развалины». Теперь эти развалины заросли плющом и колючками, но когда-то стены церкви были облицованы белоснежными известняковыми плитами. На внутренней поверхности стен видны блоки с резным орнаментом, взятые строителями из какого-то более древнего храма. А. М. Павлинов, посетивший развалины в 1888 году, оставил их описание, не утратившее своего значения до сих пор. Исследователь видел здесь «глиняные горшки большого размера, напоминающие голосники... По стенам арки круглые... поперечные арки и коробовые своды, которыми крыта церковь... пустоты с остатками дерева, в которые, вероятно, были вставлены концы поперечных связей. С западной стороны находилась входная дверь; перед ней была небольшая пристройка...». Юго-восточнее виден фундамент еще какого-то продолговатого здания. Рядом, почти вплотную к руинам, под сомкнутыми вет­вями деревьев несет свои мутноватые воды один из ру­кавов Кодера.

Севернее Черноморского шоссе, по левому берегу Кодора, раскинулись угодья сел Атара Абхазская и Атара Армянская. В первом над 40-метровым обрывом высятся руины большого позднесредневекового укрепления пло­щадью 70x60 метров. Его стены возведены из булыжни­ка, поднятого сюда по окольным тропам от русла реки. Это - Кодорская крепость. В центре восточной стены виден проем ворот, а рядом высится 15-метровая четырех­угольная башня, их защищавшая. В верхнем ярусе башни сохранилось несколько небольших помещений. Снаружи вдоль стен хорошо просматривается глубокий искусствен­ный ров, имеющий перемычку перед воротами.

Еще несколько километров в сторону гор - и мы у по­дошвы резко выделяющейся своей конусообразной фор­мой горы Пскал. До вершины около часа труднейшего подъема по выжженным солнцем полянкам и зарослям. И вот наконец мы достигаем мощных стен с панцирем из грубых полутораметровых известняковых глыб. Кольцо стен охватывает небольшую площадку, на краю которой у 100-метрового обрыва находятся белокаменные руины небольшой прямоугольной в плане церкви XI-XII ве­ков. На ее стенах видны фрагменты орнаментированных плит, относящихся к какому-то более раннему храму. Среди изображений - фигура человека, солнце, геомет­рические орнаменты. Найден здесь и обломок камня с греческой надписью. За южной стеной крепости находит­ся небольшое пространство, широкими, низкими ступеня­ми опускающееся к обрыву. Судя по остаткам древ­ней посуды, среди которых попадаются обломки стеклян­ных сосудов, металлические шлаки, кости животных, здесь в древности (IV-VI вв. н. э.) находилось поселение.

Судя по всему именно здесь в VI веке произошло сраже­ние между древнеабхазским племенем мисимиан и визан­тийцами. Это сражение красочно описал известный исто­рик того времени Агафий Миринейский. Предоставим ему слово: «Мисимиане... сожгли многие ненужные им укреп­ления... и все собрались в одном, которое казалось им наиболее укрепленным. С древних времен оно называется Тцахар; называют его Железным за его неприступность и крепость... Иоанн, придя в страну мисимиан и став во главе римского войска, тотчас расставил всех вокруг укрепления и начал осаду... Большинство жилищ не было окружено стеной, но находилось в скалистой местности, расположенной вблизи. Утесы и обрывистые скалы дела­ли чрезвычайно трудным всякий доступ к нему и проход для всех незнакомых с местностью чужестранцев. Местные же жители, знавшие местность, с трудом спускались вниз по одной чрезвычайно узкой и скрытой тропинке в слу­чае необходимости и снова взбирались наверх. У подно­жия горы на влажном и плоском месте били ключом источники с питьевой водой. Там, спускаясь ночью... варвары черпали воду».

Далее Агафий рассказывает о том, как византийцы, разведав этот путь, послали туда отряд: «Когда уже про­шли половину пути, те, кто шли впереди, ясно заметили зажженный стражами огонь и что они лежат весьма близко к нему. Семь из них, очевидно, спали и лежали растянувшись. Только один, облокотившись на руку, был похож на бодрствующего, но и он уже боролся со сном, опустив отяжелевшую голову. Однако было неиз­вестно, как дело пойдет дальше, так как он часто качал головой и снова ее поднимал. В это время Леонтий, сын Дабрагеза, поскользнулся в какой-то луже, упал и по­катился вниз, сломав щит. Естественно, раздался сильный звук, испуганные стражи пробудились и, сидя на своих ложах, обнаружили мечи, поворачивали головы в разные стороны, но не могли понять, что произошло. Так как блеск огня ослеплял им глаза, то они не могли рассмот­реть стоящих во мраке, и стук, происшедший во время сна, не был вполне ясен и различим, как такой, какой мог быть произведен только поломкой оружия. Римляне же тщательно все наблюдали, задержав шаг, они остава­лись спокойными и молчаливыми, как будто корнями вросли в землю; не было слышно никакого звука; ноги оставались неподвижными так, как они были поставлены и застыли на остром камне или прижимая куст... Варва­ры же, не заметив ничего угрожающего и опасного, сно­ва возвратились к тому, что им было желательно, и сладко заснули.

Тогда римляне, напав на них, объятых сном, изрубили как других, так и этого полу бодрствующего, как его кто-то назвал в шутку, и затем, неустрашимо продвигаясь впе­ред, рассыпались по улицам. Одновременно труба возвестила начало битвы. Услышав это, мисимиане были поражены и неожиданностью и незнанием обстановки. Вскочив с постелей, они пытались собраться и соединить­ся, выскакивая из разных жилищ. Но римляне, встречая их при выходе и принимая их, так сказать, мечами, про­извели страшное избиение. Одни, уже выскочившие, не­медленно умертвлялись, а за ними другие, третьи, так что не было никакого перерыва в избиении, производи­мом в общей свалке. Многие женщины, вскочив с по­стелей, с громким плачем высыпали на улицу, но охва­ченные гневом римляне не пощадили и их... Одна кра­сивая женщина выскочила с зажженным факелом в руках и была хорошо видима, но и она, пронзенная копь­ем в живот, погибла самым жалким образом. Из римлян же кто-то, схватив факел, бросил огонь в жилище. Жи­лища, построенные из дерева и соломы, быстро воспла­менились... Тогда, конечно, варвары стали погибать еще более страшным способом; те, кто оставались дома, сжигались вместе с домами или их давили обрушившиеся постройки. Над теми же, которые выскакивали из домов, нависала еще более верная смерть от мечей. Было захва­чено много блуждающих детей, ищущих своих матерей. Из них одних умертвляли, жестоко разбивая о камни. Другие же, как бы для забавы подбрасываемые высоко и затем падающие вниз, принимались на подставленные копья и пронизывались ими в воздухе...

Вся ночь была проведена в этих ужасных делах. Когда уже все это место было разорено, пятьсот хорошо во­оруженных мисимиан, выйдя из укрепления, на рассвете напали на римлян, которые даже не выставили караулов, так как считали, что одержали полную победу. Поэтому весьма многих из них убили, прочих же обратили в бегство, быстро выгнав их из поселения. Те беспорядочно бросились вниз, возвратились в лагерь с многочисленными и разнообразными ранами от неприятельского оружия и от сильных ушибов ног от частых падений на камни. Поэтому у них не было больше духа карабкаться на эту скалу...» Страсти, кипевшие когда-то на вершине Пскала, замерли в далеком прошлом, и первозданную тишину этих диких мест теперь нарушают лишь мерный шум Кодора да шелест листьев на свежем ветру. Всюду подступают горы, покрытые густым лесом, в котором можно встретить медведя или дикого кабана. Восточнее, за узким ущельем с живописными водопадами, по ровному плато тянутся от башни к башне мрачные руины Келасурской стены. Даль­ше вверх по гребню, на перевале к урочищу Амзара, лежат развалины храма Кяч-ныха. Еще виден централь­ный зал с алтарным полукружием, окруженный с трех сторон различными помещениями. Свод храма давно рух­нул, а стены, сложенные из грубо обработанных плит известняка, были когда-то покрыты штукатуркой с яркой фресковой росписью.

Мы снова на Новороссийско-Батумском шоссе. Вблизи него, в поселке Новые Киндги, на возвышенном обры­вистом берегу моря хорошо сохранились сложенные из булыжника стены крепости Сатамашо, получившей свое название от близлежащего абхазского села Тамыш. От­дельно стоящая центральная башня имеет по углам округлые массивные выступы-контрфорсы. В ней про­слеживаются три этажа - первый забит бутом, два других имели деревянные межэтажные перекрытия. В башню попадали по приставной убиравшейся лестнице. В 1875 году по инициативе Музея Одесского общества истории и древностей в этой башне произвел раскопки поручик Шишков. Взорвав часть башни, он добыл таким способом несколько черепков глиняной посуды. Площадка вокруг башни окружена крепостной стеной, в которой видны бойницы, приспособленные для пользования огнестрель­ным оружием. В этом месте на картах XIV века упоми­нается генуэзская фактория Таманса. Судя по всему она размещалась именно в этом укреплении.

Не доезжая моста через реку Мокву, мы поворачиваем к северу по проселочной асфальтированной дороге, кото­рая приводит нас к слиянию Моквы с её западным прито­ком Дуабом. На мысу высятся стройные массы знаме­нитого Успенского Моквского собора, построенного в третьей четверти X века абхазским царем Леоном III (955-967). Народное предание следующим образом по­вествует об этом событии: «Скупой и жестокой Леон III, не желая уплатить зодчему за строительство собора, обвинил его в нарушении условий договора: с купола собора якобы плохо видны окрестности. Зодчий, чтобы опровергнуть это, поднялся по приставной лестнице на купол. Тогда царь приказал убрать лестницу, и мастер, не имея возможности спуститься, погиб голодной смертью». Моквский собор является единственным пятинефным крестово-купольным абхазским храмом, завер­шающим развитие церковного зодчества раннесредневековой Абхазии, начало которому было положено еще в IV-VI веках в Пицунде. По сохранившимся отрывочным сведениям, собор изнутри был очень богато украшен. Стены его покрывала редкая по искусству фресковая роспись. Посетивший Мокву в 1659 году патриарх иеру­салимский Досифей обнаружил здесь надпись, согласно которой храм был «расписан при императоре Алексее Комнине при великом абхазском царе Давиде», то есть в конце XI - начале XII века.

Моквский собор пользовался широкой известностью и часто посещался приезжими. В 1640 году здесь побывали русские послы - священник Павел Захариев и толмач Федот Елчин, направлявшиеся к мегрельскому владетелю Левану II Дадиани. В своем отчете они записали: «...февраля на 9 день были мы в монастыре Моквском с епископами Андреем и Максимом; показывали нам, Федоту да попу Павлу, мученика Стефана архидьякона: руки обе целые и ножные кости и крест того дерева, на котором Христос был распят».

В конце XVII столетия Моквский собор был покинут. Известный кавказовед М. И. Броссе, посетивший эти места в 1848 году, оставил интересное описание памят­ника: «Обширные размеры корпуса церкви, опутанного сетью ползучих растений, его кровля, превращенная в воздушный сад, его прекрасный купол, удлиненный вы­сокими стволами деревьев все это приводит зрителя в удивление. Внутри стрелою уходящие столбы из превос­ходно вытесанного камня... помост, весь устланный белым мрамором без пятен; осколки цветного стекла; остатки карнизов с замечательною резьбою свидетельствуют о большом великолепии и об искусстве, достигшем высокой степени совершенства. Прекрасная галерея окружает главный корабль до столбов купола; кирпич употреблен во всем здании в одних лишь сводах между столбами. К сожалению, паперти обрушились, в окнах выбиты стекла, помост покрыт на полфута сором... вне храма большая колокольня... вправо руины помещения еписко­па, влево маленький придел, обвалившийся и опутанный растительностью...»

В 50-х годах XIX столетия храм был отремонтирован, пол вымощен заново известняковыми плитами, с запада возведен придел, а на куполе сооружена маленькая ро­тонда.

Во второй половине XIX столетия собор был превращен в усыпальницу - здесь похоронены последний владетель­ный князь Абхазии Михаил Шервашидзе, умерший в Воронеже в 1866 году, его сын Георгий, поэт и обществен­ный деятель, абхазские военачальники, служившие в русской армии. В 1902 году вокруг храма выросли кор­пуса Моквского женского Успенского монастыря, осно­ванного монахинями из Богодуховского монастыря Харьковской губернии. В 1920 году, в период господства в Абхазии меньшевиков, из Моквского собора было по­хищено и вывезено за границу ценное Евангелие, при­надлежавшее моквской архиепископской кафедре. Оно было написано на 328 листах и украшено миниатюрами и орнаментом, выполненными моквским иноком Ефремом при моквском архиепископе Данииле в 1300 году. В на стоящее время Моквское евангелие хранится в рукописном отделе Музея искусств Грузии в Тбилиси.

В 1968 году широко отмечалось 1000-летие Моквского собора. К этому моменту он был отреставрирован, здесь были убраны наслоения XIX столетия, восстановлена древняя черепичная кровля. К знаменательному событию была приурочена всесоюзная конференция по проблеме «Памятники культуры и туризм», был выпущен специаль­ный буклет.

В окрестностях Моквы разбросано большое число древних памятников-крепостей, храмов, оград. На правом берегу реки в двух километрах от собора находятся раз­валины Джальской церкви, внутри которой сохранились следы фресковой росписи. Вокруг развалин тянется стена с остатками ворот. Как и многие другие храмы на при­легающей территории, этот культовый памятник в сред­ние века входил в Моквскую епархию.

Вернемся на основную трассу нашего пути и познако­мимся с памятниками районного центра Очамчиры. Зна­чительное поселение на его северо-западной окраине у устья реки Геджир возникло уже в III тысячелетии до н. э. Значительно позже, во второй половине VI века до н. э., это место, уже давно опустевшее, привлекло внима­ние древнегреческих колонистов, основавших здесь свою колонию Гиенос. В V-I веках до н. э. город Гиенос стал значительным торгово-ремесленным центром. Многочис­ленные обломки местных и привозных амфор, кувшинов, блюд, чаш и других изделий, черно-лаковая и краснола-ковая посуда, железное оружие, бронзовые и золотые украшения — вот далеко не полный перечень находок, сделанных археологами еще в 30-х годах нашего столе­тия.

В III—VII веках на развалинах греческого города нахо­дилось небольшое поселение апеилов, связанное с сущест­вовавшей здесь стоянкой римско-византийских кораб­лей.

От этого времени сохранились остатки римской бани и каких-то других каменных сооружений. В средние века здесь же на одном из древних жилых холмов были воз­ведены из булыжника оборонительные стены, каменная печь для обжига керамики и другие сооружения, связан­ные, по-видимому, с указываемой в этом районе на древ­них картах генуэзской факторией Ала-Гуана. Сюда при­ставали корабли чужеземцев, вывозивших из Абхазии различные товары и в первую очередь самшит (по-турец­ки - шимшир), что и определило современное название города.

На восточной окраине Очамчиры за мостом через реку Гализгу рядом с шоссе находится и ныне действующий древний белокаменный храм, именуемый Илорским, окруженный оградой из булыжника с воротами, увенчан­ными колокольней. Храм - одно-зальный, с внутренним алтарным полукружием. Основное помещение, перекры­тое каменным сводом на арках, которые опираются на выступающие из стен массивные пилястры, освещалось с помощью пяти окон. Одно окно и две высокие ниши видны в алтаре. В зал ведут три входа - с севера, с за­пада и с юга. С этих же сторон к нему примыкают по­строенные в разное время приделы. В кладку наружных стен вставлено несколько плит с грузинскими надписями, а также с резным изображением креста, под которым находится узкое окно, обрамленное широким резным на­личником и навершием. Снаружи храм облицован пли­тами, изнутри - булыжником, поверх которого нанесены штукатурка с фресками.

Храм в Илори выделяется среди зальных церквей Абхазии не только своими значительными размерами и продуманностью своих архитектурных форм, но и ху­дожественными и конструктивными приемами, утверж­дающимися в Абхазии в первой половине XI века. Про­порции масс, стройность объемов, равно как и применение технических приемов, продиктованных условиями рас­положения здания, сближают его с зодчеством централь­ных районов средневековой Грузии.

Одна из народных легенд рассказывает о причинах, послуживших поводом для строительства Илорского храма: «Некий местный князь в лесу во время охоты ранил оленя. Убегая, животное скрылось в зарослях. Охотник преследовал его, и следы крови привели к раз­валинам древнего святилища. Князь увидел раненого оленя, положившего голову на престол с высеченным крестом в алтаре, и понял, что животное находится под покровительством самого святого Георгия. Князь оста вил жертву и приказал воздвигнуть на этом месте храм в честь этого святого». По свидетельству итальянского миссионера Арканджело Ламберти, первым из иностран­цев посетившего Илорский храм в 30-х годах XVII века, рядом с храмом издавна устраивались большие ярмарки, куда стекались жители разных районов Западной Грузии, Тот же автор впервые описал своеобразное оформление празднества, посвященного дню покровителя Илорской церкви святого Георгия. Согласно распространенному в народе мнению, в ночь накануне праздника святой Георгий сам доставлял в храм жертвенного быка. Перед тем как опустить его в храм, святой трижды проводил быка с гор до моря и обратно для освящения. На следую­щий день «священный» бык закалывался, и мясо его раздавалось верующим, которые считали, что оно долго не портится и является лечебным средством от всех бо­лезней. Чтобы народ не сомневался в том, что святой Георгий сам приводит быка в ночь перед праздником, двери и ворота храма тщательно запирались и опечаты­вались. Иосиф Цампи, другой итальянский миссионер XVII века, по этому поводу писал: «Некоторые из наших отцов (то есть католических священников), же­лая раскрыть, каким образом совершается это мнимое чудо с быком... бодрствовали всю ночь, бродя вокруг церкви. Они обнаружили, что воры приводят быка в су­мерки, ведя его на веревках. Большая часть епископов знает, что это плутовство... и чистейший обман, но они потворствуют ему для поддержания религии в на­роде».

Двадцати пятикилометровое шоссе соединяет Очамчиру с крупнейшим индустриальным центром Абхазии горо­дом Ткварчели, расположенным на берегах реки Гализги (Аалдзга). Кварталы многоэтажных зданий, дымящая громада Ткварчельской ГРЭС, нити канатных дорог и над всем этим - горы, заросшие лесом. Предыстория Ткварчели, получившего статус города лишь в 1942 го­ду, теряется в глубине столетий. О ней рассказывают и местные памятники архитектуры.

На одной из возвышенностей, тянущихся вдоль обрам­ляющего город с севера хребта Айсра, хорошо видны руины древней крепости. Хорошо видны и, вероятно, именно поэтому ни разу не упоминались в краеведческой литературе. Каждый исследователь, приезжая в Тквар­чели, видит над ним древние развалины и думает: я же не первый здесь, до меня были многие, и, конечно же, они уже туда поднимались, а раз ничего не писали, значит, там не крепость, а просто причудливой формы скала. А подняться наверх и осмотреть крепость стоит! Стены ее сложены из огромных глыб известняка, достигающих в поперечнике одного-полутора метров. Углы и стены укреплены выступающими наружу полукруглыми вы­ступами — контрфорсами. Изнутри к восточной - фасад­ной стене примыкает квадратное помещение - башня. Вход в крепость находится в северо-восточном ее углу ря­дом с башней. Он был высоко приподнят над землей, и в него забирались по приставной деревянной лестнице. Сна­ружи видны срезы глубокого оборонительного рва. В кре­пости найдена кухонная посуда IX-X веков, а также об­ломки керамических сосудов более позднего времени.

Юго-восточнее Ткварчели поднимается живописный контур горы, известной под названием Нарчхоу. На ее вершине в обильных лесных зарослях скрывается огром­ная древняя крепость, а неподалеку - интересный храмовый комплекс.

Крепостной двор с севера и востока ограничен 200-мет­ровыми обрывами, а с юго-запада - мощной стеной, про­тянувшейся более чем на километр. Существовала и вто­рая, теперь сильно разрушенная, внутренняя линия стен. Наружная стена, сохранившаяся на высоту до 3-6 мет­ров, с внешней стороны имеет прямоугольные выступы и углубления с рядами бойниц. Им с тыльной стороны соответствует боевая дорожка. Стена была укреплена несколькими башнями, имела сложную воротную систему, а изнутри к ней примыкал ряд больших прямоугольных зданий казарменного типа. Наиболее интересна юго-восточная башня, в которой сохранилось три этажа. Стены крепости сложены из известняка, снаружи подте­санного, а в башнях использовался кирпич. Время всех этих сооружений пока неизвестно. Их конструкция, а также найденные здесь обломки древней посуды очень разнохарактерны, что говорит о длительном использо­вании сооружений вплоть до позднего средневековья.

Западнее крепости на возвышении сохранились раз­валины большого храма зального типа. Центральный вытянутый зал с полукруглой апсидой, боковые укоро­ченные приделы, примыкающий с запада обширный при­твор, прямоугольное очертание наружного плана, глу­бокие треугольные ниши на восточном фасаде - все эти признаки позволяют отнести храм к XI веку. Храм рас­положен в восточной части большого пространства, ограж­денного прочной крепостной стеной с треугольными контр­форсами. В западной части крепости к стене примыкают изнутри несколько зданий, среди которых одно обладает каменным сводом и четырьмя входами, возможно, это первоначальные ворота в крепость. Двор пересечен недав­но образовавшейся естественной трещиной глубиной до пяти метров и шириной до трех метров. Через нее пере­кинуты, подобно мостику, корни деревьев с лежащим на них тонким слоем покрытой мхом земли, а в открывшем­ся разрезе почвы хорошо видны человеческие кости, устилающие  дно   трещины;   они   указывают   на   то,  что западнее храма находилось когда-то кладбище.

С вершины Нарчхоу открывается замечательный вид на горы и в сторону Колхидской низменности. К северу уходят гряды низких хребтов, на одном из которых вы­сятся руины Лашкиндарского храма. Далеко внизу в дым­ке просматриваются контуры Ведийского собора.

Пять-шесть километров по крутой лесистой тропе отделяют Ткварчели от древнего христианского храма, расположенного на гребне горы Лашкиндар. В древности площадка вокруг храма была окружена массивной ка­менной 100-метровой стеной. Внутрь ограды вели ворота. Прямо перед входящими возникала южная стена храма с аркой входа, на котором сохранилась плита с высеченным на ней крестом.

Главный зал храма достигает внушительных размеров (8,5x5 м при высоте до 8,2 м). Его каменный свод, к сожалению, давно обрушился. Боковые стены изнутри оформлены двумя большими глухими арками. Кроме южного и западного входов храм имеет два входа в се­верной стене. В апсиде расположены ниши и окно, в прорезь которого открывается изумительная панорама на верховья реки Гализги, снежные вершины Ходжала. С се­вера к храму примыкает небольшая церковка с полу­круглым выступом апсиды, соединенной проходом с главным залом. С запада находится притвор, который на несколько столетий моложе основного здания и сохранял­ся почти полностью. Изнутри куполообразный потолок его держится на трех легких арках из известнякового туфа. Вокруг храма в толще искусственной каменной платформы скрыты склепы, в одном из которых были найдены помимо человеческих костей фигурки бронзо­вых львов - детали большого подсвечника XI-XII ве­ков.

Прямоугольные наружные очертания восточной стены главного зала, скрывающей алтарь, позволяют отнести весь комплекс к рубежу X-XI веков. Южнее храма вид­неется фундамент прямоугольного здания, северный вход в которое оформлен двумя огромными обломками скал, стоящих слегка наклонно друг к другу. Стены соору­жения, сложенные из ломаного камня на слабом извест­ковом растворе, имеют толщину до двух метров.

Одна из самых ярких достопримечательностей комп­лекса - изображения двух животных, высеченные на плите, венчавшей западный вход в главный зал храма. Эти обобщенные фигуры с первого взгляда могут быть приняты за собак. Поэтому местными жителями, а вслед за ними и исследователями храм связывается с языче­ским капищем, посвященным местному собаковидному бо­жеству Алышкынтыр. Вот что рассказывает об этом ле­генда: «Давным давно жили, говорят, в Абхазии люди-великаны. Выл среди них один храбрый воин и смелый охотник. Никого на свете не боялся он, даже над лесны­ми дивами смеялся. Ходил по лесам со своими верными псами, настигал туров на горных кручах, ни перед кем не сворачивал с дороги, ни перед кем не склонял головы. Ста­ло это обидно дивам, решили они наказать горца-великана. Как - то ночью дождались они, пока великан, утомленный охотой, уснул, а горячие псы его почуяли зверя и бро­сились за ним в погоню в горы. Подкрались к нему дивы и накинули на него шелковую сеть. Опутали они его шелковыми веревками, выкололи ему глаза, а потом сбросили в глубокое ущелье. Вернулись с охоты верные псы, увидели, что хозяина нет, понеслись искать его и вскоре нашли ущелье, где лежал бездыханный великан. Бросились псы за подмогой к крестьянам. Рычали, лаяли, тащили за собой. Пошли крестьяне к ущелью, с трудом подняли они тело великана из пропасти. Тут псы раз­грызли шелковые путы и принялись лизать раны хозяина. Три дня и три ночи не отходили от него верные псы. На пятый день вернулось к нему зрение. А на шестой день встал он на ноги и воздал хвалу верности своим славным псам - воздвиг в их честь храм на горе Лашкиндар. С тех пор чтят абхазцы собаку, лучшего их друга, сто­рожа их стад и жилищ».

Легенда - легендой, но как-то все же не верилось, что на фасаде христианского храма могут быть изображены собаки, да еще символизирующие языческое божество. Чтобы получить ясное представление о рельефе, мне пришлось сырой землей обвести контур изображений. И тогда стало ясно, что животные эти по всем своим признакам - короткие тупые морды, тяжелые туловища, длинные тонкие хвосты, в одном случае закрученные да­же в кольцо, толстые лапы, массивные, словно с наме­ком на гриву шеи - никак не могут быть собаками, а должны быть отнесены к кошачьей породе и, скорее всего, являются сильно стилизованными изображениями львов или барсов. Как известно, лев входил уже в древ­нехристианскую символику и со временем стал обычной принадлежностью декора храмов, в первую очередь их порталов, как это видно и в Лашкиндарском храме, где он выполнял функцию стража.

Спустимся теперь по тропе к перевалу у вершины, где находится крепость Нарчхоу, и затем по проселочной дороге направимся к центру села Бедиа. Здесь на про­долговатой возвышенности расположены живописные развалины средневековой резиденции бедийских еписко­пов. На плато, окруженном скалами и стенами, сохра­нились большой собор, епископский дворец, часть коло­кольни и другие руины.

Первоначально, еще в X веке, на плато стояла неболь­шая одно-зальная церковь с выступающей пятигранной апсидой. В самом начале XI века к северу от нее был возведен крестово-купольный собор, в котором из четырех подкупольных устоев западные стоят свободно, восточные же соединены с между алтарными стенками. Апсиды алтаря и прилегающих боковых помещений изнутри полукруглые. В западной части центральный зал отделен от боковых помещений стенами, оформленными в верх­ней части арками и колоннами.

Как снаружи, так и изнутри стены храма облицованы гладкими песчаниковыми плитами. Восточная стена с внешней стороны украшена большим резным крестом. Наличники окон и входов по своей отделке просты, но изящны. Их резьба отличается разнообразием ор­наментальных сюжетов и тонкостью их исполнения. Внутри церкви стены были покрыты довольно богатыми Фресковыми росписями. От XI века хорошо сохранились изображения Баграта III и группы светских лиц на южной стене, орнаментальные мотивы. Очень интересны фрески XIV века, среди которых выделяются Ветхозаветная троица в алтаре, полосы с медальонами и евангельские сцены («Христос и Самаритянка», «Исцеление слепого») на северной стене, фигура Константина и другие фраг­менты -на западной стене. Наиболее поздний слой рос­писей в Ведийском соборе датируют обычно XV-VII ве­ками. Среди сюжетов этого времени обращают на себя внимание портреты жены и сына мегрельского князя Левана I Дадиани, жившего в середине XVI века.

Очень интересны древнегрузинские надписи на ободке и на ножке знаменитой бедийской золотой чаши (храня­щейся ныне в Музее искусств Грузии в Тбилиси), а также на стенах храма. Из этих надписей мы узнаем, что Ве­дийский храм был выстроен в честь Влахернской бого­матери абхазским царем Багратом и матерью его Гуран-духтой, что постройкой его заведовал начальник каменщиков Симон и что в Бедии жил епископ, который управлял паствой на обширной территории вплоть до Ингури. Епископ Ведийский во время политического единства Грузии занимал двадцать шестое место в спис­ке грузинских иерархов и при короновании царя ставился ниже Цхомского, то есть Сухумского. Ведийский епископ упоминается и в числе участников Кутаисского собора XVII века. Во второй половине того же века Бедия была оставлена и богослужение в ней не возобновлялось до второй половины XIX столетия, когда здесь снова раз­местился монастырь.

Все плато вокруг храма было окружено еще в древности мощными стенами, наращивавшими естественный обрыв. С запада, где подступы к храму наиболее удобны, видны развалины большого каменного дворца с мощной глухой внешней стеной. Нижний этаж здания, где располагались трапезная и зал для собраний, оформлен массивными ко­лоннами и сводчатыми потолками. Над входом во дворец помещена грузинская надпись: «Да будет милостив бог митрополиту Ведийскому Антонию Иоанас Тиредзе, который выстроил это здание». Во втором этаже распо­лагались покои самого митрополита. С севера к дворцу примыкает колокольня, нижняя часть которой служит монастырскими воротами.

От Бедии недалеко и до села Чхортоли. Попасть туда можно и со стороны Черноморского шоссе. Но в обоих случаях автомобильные дороги не доходят до памятни­ков, которые мы предлагаем осмотреть. К ним нужно до­бираться километра два пешком мимо колхозных уса­деб, по полянкам и перелескам.

Метров на сто поднимается конусообразная гора Ахра-Джиху на северо-западной окраине села. Все ее скло­ны отличаются большой крутизной, а местами они совер­шенно отвесны. Узкая тропинка от ручья поднимается вверх. Вскоре справа вырисовывается гора, по краю кото­рой тянется стена, сложенная из грубо обработанных из­вестняковых глыб. За стеной сохранились остатки прямо­угольного помещения, а за ним – обрыв. Стена подни­мается вверх вдоль тропы и смыкается с другой, попе­речной стеной, в которой зияет прямоугольное отвер­стие – вход в крепость. За ним справа видны развалины небольшого прямоугольного здания, сложенного из известнякового туфа: возможно, что это крепостная церковь. Вдоль стены тропа уходит влево и затем круто вверх, подводя к основанию 10-метровой башни, венчающей вершину. Попасть в башню можно было только с помощью длинной деревянной приставной лест­ницы. В башне два отделения: небольшая прямоуголь­ная комната, а восточнее - небольшой дворик, веро­ятно, не имевший сплошного перекрытия. На склонах горы в большом количестве разбросаны черепки глиня­ной посуды, черепицы, каменных терок, бусы, кости жи­вотных, металлические шлаки, относящиеся к раннему средневековью (IX-X вв.). С вершины Ахра-Джиху хо­рошо просматриваются живописные окрестности, лесис­тые склоны гор, ущелья речек, кукурузные поля колхоз­ников.

Восточнее посреди поля высится одинокая столбообразная известняковая скала. Это удивительное создание при­роды привлекло к себе когда-то внимание древних зод­чих, которые увенчали скалу крепостью. Попасть в нее можно лишь с северо-востока, хватаясь за корни деревь­ев и выступы скал, подтягиваясь на руках, с трудом отыскивая опору для ног. Такой путь приводит метров через двадцать к древней стене с входным проемом. Это нижний ярус укреплений, расположенный на склоне ска­лы и представляющий собой продолговатый дворик, охва­тывающий скалу с востока.

Изнутри к воротам пристроено небольшое помещение, из которого еще два входа ведут наверх и в южный отсек нижнего яруса. По выступам скалы, как по ступеням, не так трудно взобраться на вершину, где среди зарос­лей возвышается прямоугольная башня с двумя входами в противолежащих стенах, выводящими в два неболь­ших дворика, которые, окружены стенами и 50-метровы­ми обрывами.

Вернемся на Новороссийско – Батумское шоссе и за­глянем в село Царче, расположенное юго-восточнее Очамчиры, в трех километрах севернее дороги. Здесь на пра­вом берегу реки Царче высится мощное средневековое укрепление. Издалека видна массивная южная башня, сло­женная из крупного речного камня и тесаных блоков песчаника. За башней  находится небольшой крепостной двор, окруженный толстыми стенами, часть которых рухнула. Среди обломков сохранилась верхняя арочная часть крепостных ворот. Южнее крепости по гребню со­хранились руины позднесредневекового храма. Севернее, за оврагом, расположено обширное плато, на котором в древности находилось ( большое поселение, огражденное массивными булыжниковыми стенами. В XVII веке итальянский миссионер Кастелли составил карту Кол­хиды. На этой карте есть и изображение Царчейской крепости — башня с развивающимся над нею знаменем, ряд крыш за нею, вокруг деревья, обозначающие лес. Следовательно, крепость имела важное значение в позд­нем средневековье, к которому, возможно, должно отно­ситься и время ее постройки.

Наше путешествие по Южной Абхазии подходит к кон­цу. За районным центром Гали близки уже и берега Ингури. Слева от шоссе, тянется Колхидская низмен­ность, вправо уходят холмистые предгорья. Мы заглянем сначала в расположенное южнее село Тагилони, широко известное своими древностями. В 1930 году здесь был найден клад или погребение содержавшее большое число золотых, серебряных, бронзовых _и железных изделий. Особенно замечательна своей тонкой выделкой золотая полая головка оленя. С большим искусством переданы ветвистые рога, лоб, нос, мускулатура щек, шерсть, за­вивающаяся крупными прядями на лбу, за ушами и над глазами. На территории Тагилони сохранилось немало древних памятников, но осмотреть в первую очередь следует Чеохваме. Храм этот хорошо сохранился. Стены его воз­ведены из булыжника и облицованы плитняком. Издалека видна двускатная каменная кровля, поросшая бурьяном и колючками, но до сих пор не пропускающая влаги. На западном фасаде край кровли выложен плитами с рельеф­ными изображениями птиц, животных, различных орна­ментов. Алтарное окно снаружи перекрыто камнем с вырезанным на нем крестом. Зайдем в прохладную полутьму здания через одну из трех ведущих сюда две­рей. Каменный свод его покоится на арках, опирающих­ся на выступающие из стен прямоугольные плиты-консо­ли. В стены алтаря на значительной высоте заложены большие орнаментированные кувшины-голосники, улуч­шавшие качество звучавших здесь в старину песнопений.

Издалека видна вершина Сатанжо с венчающей ее древней башней. Круто падают к востоку и югу каме­нистые склоны, поросшие вековым лесом. Но усилия, затраченные на 500-метровый подъем, будут вознаграж­дены. На 15 метров поднимается башня. Ее гладкие стены, облицованы белоснежным известняком, в проемах окон ветер колеблет пучки травы и ветки кустарников. На три этажа когда-то делили башню деревянные перекрытия. Сверху из-за зубцов с боевой площадки летели во врагов) меткие стрелы. Башню окружает небольшая площадка каменной оградой и с врытыми в землю большими керамическими сосудами-пифосами. Плато полого спускается к северо-западу, и в ста метрах от укрепления, от обрыва до обрыва, его пересекают ров и вал, бронирован­ный камнем. Время сооружения крепости Сатанжо отно­сят к раннему средневековью, но, судя по картам XVII сто­летия, она играла важную роль и значительно позже. По-разному переводят название Сатанжо. Одни считают, что это от мегрельского «танджи» - «ориентир», другие видят в нем искаженное «Санта-Анжело» - от где-то в этом районе существовавшей когда-то генуэзской фак­тории. «Сатанжо - мрачное, грозное место, - писал из­вестный абхазский краевед Иосиф Адзинба, - для окру­жающего населения. В представлении местных старожилов, «страшно поднимать завесу истории над Сатанжо». Это мрачное место, орошенное человеческой кровью, овея­но множеством легенд и сказаний, насыщенных ужасом пыток и страданий».

У подножия горы Сатанжо, на самом берегу Ингури, левее шоссе, хорошо видна серая булыжниковая масса 17-метровой четырехугольной башни, обросшей различ­ными пристройками и окруженной стеной. В старину в крепость, известную теперь под именем Оцарце, попадали с помощью приставной лестницы через проем со стороны Ингури. Мы же пройдем во двор прямо через развалив­шуюся стену и заглянем сначала под своды северной при­стройки. Несколько однообразных ниш в стене, отпечатки брусьев на потолке да пыльный пол - это все, что мож­но теперь здесь увидеть. Справа от башни сохранились остатки другого помещения, от которого по ступеням в стене можно подняться на плоскую кровлю первого. От­сюда дверной проем вводит во второй этаж башни, где в булыжниковой кладке стен хорошо сохранились тре­угольные ниши и узкие ружейные бойницы. В углу видно отверстие, через которое по приставной лестнице попа­дали когда-то в первый этаж, представлявший собой со­вершенно глухое темное помещение. В нем врыты в зем­лю несколько крупных глиняных кувшинов (пифосов) для хранения воды и провизии. В потолке второго этажа виден люк, ведущий на третий этаж. Конструктивные особенности памятника указывают на его дату - XVII столетие.

В нескольких километрах выше, по правому берегу Ингури, на восточной окраине села Саберио, на одном из холмов, расположено интересное средневековое укреп­ление Нацмер. Ворота крепости представляют собой мас­сивную башню с двумя противолежащими входами. Обо­ронительные стены, сложенные из грубо обработанного камня, сохранились на высоту 5-7 метров. Вершину вен­чают остатки совершенно заросшего колючками двух­зального сооружения, возможно, церкви. За нею подни­мается серая масса двухэтажного здания, в нижний этаж которого можно попасть через хорошо сохранившийся входной проем со следами засовного устройства. Здесь, в стенах большого прямоугольного помещения, из-за опле­тающих их колючек сасаперили видны ряды узких окон-бойниц и несколько ниш. Во втором этаже какие-либо от­верстия в стенах отсутствуют. Сюда со стороны двора вел отдельный проход, рядом с которым тщательно выложена арка высокой неглубокой ниши. Конструкция построек, об­ломки глиняной посуды позволяют отнести памятник к развитому средневековью (XI – XIV вв.).

Еще дальше в сторону гор, вблизи Приингурского шос­се, в урочище Цкелкари, находится очень интересный, но, к сожалению, сильно разрушенный храм Ацкар XI ве­ка с пристройками XIV века. Тропа от ручья круто под­нимается в гору и через густую лесную чащу приводит к древним фундаментам. Церковь относится к типу заль­ных с тремя приделами. В апсиде северного придела на­ходится глубокий склеп, перекрытый сводом, с люком в нем. Люк закрывался массивной каменной плитой с железным кольцом. Стены храма и склепа облицова­ны гладко обработанным известняком. До 60-х годов на­шего столетия на стенах храма сохранялись фресковые росписи XI-XVI веков.

Северо-западнее села Лекухона, лежащего на самой границе Абхазской АССР с Цаленджихским районом Грузинской ССР, в гористой местности на одной из вер­шин можно осмотреть живописные развалины раннесредневековой крепости, известной у местных жителей под названием «Скайсук». Крутая тропа от Приингурского шоссе через лес выводит к древней восточной башне, В толще ее стен сохранились отпечатки массивных дубо­вых брусьев, повышавших прочность стен.