АБХАЗИЯ-1992: ПОСТОКОММУНИСТИЧЕСКАЯ ВАНДЕЯ


вернуться | обсудить на форуме


 

Светлана Михайловна Червонная окончила Московский Государственный университет им. М.В. Ломоносова. Доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Центра по изучению межнациональных отношений Института этнологиии антропологии Российской Академии наук; ведущий научный сотрудник сектора этнической культурологии Института культурологии Министерства культуры РФ. Заслуженный деятель искусств Республики Татарстан. Автор более 300 книг, научных статей, глав в коллективных трудах, среди которых: "История искусства народов СССР" (главы в томах II, III, IV, VIII, IX), "Взаимодействие художественных культур народов СССР" (Москва: 1982), "Искусство Татарии" (Москва: 1987), "Крымскотатарское национальное движение (соавтор М.Н. Губогло. М.: 1992).


1. ОТ АВТОРА.


ВЗГЛЯД ИЗ ЭПИЦЕНТРА ВОЕННОГО КОНФЛИКТА И ИЗ МОСКОВСКОГО ДАЛЕКА


Первые страницы этой книги складывались в уме, вынашивались в сердце задолго до того, как определились ее окончательные контуры. Я бы не сказала, что теперь, спустя 11 месяцев, стало ясно и очевидно, чем кончится начавшаяся в августе 1992 года абхазская трагедия. Боюсь пророчествовать, но до конца может быть еще далеко, и сколько судеб искалечит, сколько человеческих жизней сожжет в своей прожорливой топке война, каким новым позором еще успеют покрыть прекрасное, гордое имя своей маленькой республики честолюбивые фюреры, отдающие смертоносные приказы из гудаутского комфортабельного особняка, который так охотно и любовно показывает в своих программах российское телевидение, - кто знает? И все же ясность, - и окончательная ясность, позволяющая вынести на людской суд и нравственные, и политические выводы, вытекающие из абхазской катастрофы, сегодня, вне всякого сомнения, наступила.
И объем совершенного преступления - тех, кто подготовил и развязал эту войну, и мера ответственности тех, кто поощрял эскалацию конфликта, и тайные пружины заговора, и явные цели его главарей, и шулерские приемы и крапленые карты тех, кто обеспечивал идеологическое прикрытие политической авантюры, распространяя небылицы и мрачные мифы, - все это сегодня беспощадно высветлено в лучах той трагической истории, которую пережил наш народ.
Я пишу "наш народ", не разделяя ни по языку, ни по крови, ни по вере - в данном случае, перед лицом этого общего горя - грузин, абхазов, русских, армян, греков, турок, осетин, горцев Северного Кавказа - всех, по кому прошел кровавый каток "вооруженного конфликта", и всех, кто находился от него вроде бы в безопасном далеке и блаженном неведении. Абхазская война - это позор и трагедия всего несчастного "советского" народа, который так мучительно, так отчаянно, так героически пытается вырваться из общего советского ада и который вновь и вновь сталкивают в бездну ревностные опричники старого режима, умеющие искусно играть на всех человеческих и национальных чувствах, слабостях, обидах, надеждах, заблуждениях, ослеплениях.
В моем генетическом коде, или, как принято говорить, "в моих жилах", где, видимо, сложно переплелось этническое влияние моих русских, татарских и польских предков, нет ни капли ни грузинской, ни абхазской крови, ни малейшей ниточки, кровно связывающей меня с каким-либо народом Кавказа. Я этим не горжусь и об этом не сожалею: это просто автобиографический факт. Так случилось, что до лета 1992 года я никогда в жизни не бывала в Грузии, ни в Тбилиси, ни в Батуми, ни в Сухуми, ни в Цхинвали нет у меня ни родных, ни близких и нет ни малейших оснований к тому, чтобы в моем личном отношении к какому-либо из народов этого региона образовалось - неважно в данном случае: светлое или темное - чувство, которое можно было бы определить словом "наши" ("мы", "свои") или напротив: "чужие", "они". Может быть, о том, что происходит на Кавказе, трудно судить "со стороны", но в то же время, наверное, как свидетель и как исследователь современных событий, я обладаю преимуществом абсолютной нейтральности. Ничто личное, этнически "кровное" или семейное не определяет здесь моих симпатий, не говоря уж о том, что какая-либо религиозно-конфессиональная ограниченность мне совершенно чужда и одинаково интересны памятники, следы, формы развития древнейшей христианской и богатейшей исламской культуры на этой земле - так же, как одинаково противны любые проявления фанатизма, мракобесия, ханжества, какого бы высокого церковного покровительства их носители ни искали. Для моего слуха одинаково мелодичны звуки абхазской и грузинской речи - так же, как одинаково непонятны эти языки.
Уже по всему этому я не могу и не могла быть заранее на "той" или "этой" стороне конфликта. Впрочем, это и не был межнациональный, абхазо-грузинский конфликт.

Но сначала по порядку о том, как я оказалась "в зоне" этого конфликта...

 

В Институт этнологии и этнической антропологии Российской Академии наук, где я работала сравнительно недавно (после защиты докторской диссертации в 1989 году), весной 1992 года обратилось "общество русской культуры" в Абхазии "Славянский дом" с просьбой командировать в Сухуми специалиста для консультаций по этно-культурной проблематике и изучения сложившейся в Абхазии ситуации. Поиск единомышленников и идейных союзников именно в нашем институте, стремление расширить их круг были традиционны для "Славянского дома", превратившегося к тому времени в идеологический штаб мощного абхазского государственного сепаратизма. ,
Обеспечить научное прикрытие позициям этого сепаратизма ссылками на авторитет московских ученых (с очень давних пор проявлявших особенную чуткость, внимание, интерес к абхазской этнической культуре, из года в год проводивших в Абхазии этнографические экспедиции, часто открыто декларировавших свои симпатии к абхазскому национальному движению (1), максимально расширив их круг, было непосредственной задачей "Славянского дома". Ничего не зная об этой ситуации, я легко и с радостью согласилась поехать в Абхазию, когда представитель "Славянского дома" обратился с этим предложением ко мне.
Срок командировки был заранее намечен на август, и 10 августа 1992 года в адлерском аэропорту меня ждала "правительственная" черная "Волга", которую прислали за мной из Верховного Совета Абхазии. С каким легким сердцем, с какой открытой душой, с какой априорной готовностью поддержать, помочь, понять абхазское национальное движение, представлявшееся в доблестном и героическом ореоле (2), ехала я по той памятной дороге среди виноградников и садов, мимо еще не простреленных пляжей, еще не обожженных и не разрушенных домов, еще не разграбленных одиноких киосков, торгующих грузинским вином и русским шоколадом, - по дороге, которая через несколько дней станет первым кругом ада для всех, кого застанет здесь война!..
Когда же стали складываться еще не записанные на бумаге первые строки и страницы этой книги?
Теперь мне кажется, что это началось в раскаленный полдень 16 августа на российском военном аэродроме "Бомбора" близ Гудау-ты. Дежуривший у пропускного пункта в воинскую часть лейтенант, внимательно изучив мой паспорт и убедившись в русской национальности и московской прописке (местных жителей сюда не пускали, грузинских беженцев из Абхазии братская Россия не принимала), пропустил меня, указав направление, по которому нужно было идти - еще километра два - к летному полю.
Не я одна искала на этом поле спасения. Катер только что подвез из Сухуми большую группу бывших отдыхающих из санатория ПВО и других военных санаториев. На землю бережно положили раненых. Трупы, прикрытые брезентом, командовавший эвакуацией майор приказал загружать в военный самолет, готовый к отправке в Москву: пассажирам, уже занявшим салон этого самолета, пришлось выйти и ждать следующего рейса. Время тянулось мучительно долго, хотя самолеты, совершавшие челночные рейсы (в Гудауту с десантниками, обратно - с беженцами), прибывали и улетали друг за другом - в Таганрог, Клин, Иванове, в Адлер, под Москву, но слишком много было желающих улететь, и число их к вечеру все возрастало. Люди шли сюда пешком (никакого транспорта не было) со всего побережья, несли на руках детей. Рядом со мной горько рыдала пожилая русская женщина: она не уберегла единственную дочь, расстрелянную на ее глазах на сухумском пляже прицельным снайперским огнем из соседнего с военным санаторием многоэтажного дома. Это случилось в Сухуми 15 августа 1992 года, когца ни одного грузинского военного формирования, ни единого грузинского солдата еще не было в Сухуми. Но к этому времени Б. Н. Ельцин уже дал понять Ардзинбе, что Россия не будет вмешиваться в конфликт на территории Грузии, тем более русским гражданам пока там вроде бы ничего не угрожает.
- Ах, ничто не угрожает? Ну, раз вам так кажется, то получите ваши первые трупы!..

 

Полную версию этой публикации можно скачать здесь


наверх

Copyright © 2001 – 2002 По всем вопросам использования материала с данного  ресурса обращаться в редакцию сайта по адресу web@abkhazeti.ru

Hosted by uCoz